— Простите, дорогая Марина Павловна, я забыл, выразить вам свое соболезнование...
Разговоры в учительской притихли. Марина настороженно вскинула па Петра Иосифовича глаза.
— Ну как же? Пока вы болели, ваш 7 «А» обогатился еще одной интересной личностью. Прелестное пятнадцатилетнее дитя... дважды второгодник. Прибыл из дальних далей, на радость нашему дружному, спаянному педагогическому коллективу...
Марина знала склонность Петра Иосифовича не всегда уместно в тактично подшучивать над коллегами, особенно над молодыми учителями. Это был ехидный, но, по существу, совершенно безвредный старец, и Марина ни¬когда не позволяла себе обижаться на его шутки.
— Я очень благодарна, уважаемый Петр Иосифович, за вашу исчерпывающую информацию, но с Андреем Сотниковым я уже познакомилась и не вижу причины для вашего соболезнования.
Она сделала легкий реверанс, Петр Иосифович галантно шаркнул ножкой, и они, забрав классные журналы, двинулись из учительской навстречу голосистому звонку.
Из документов новичка Марина Павловна почерпнула сведения весьма скудные. Характеристика учителей, как обычно, безликая. Поведение — примерное. А как иначе?.. По успеваемости — типичный середнячок... Настораживала только какая-то странная периодизация. Если вычертить кривую оценок, картина получалась впечатляющая. Первая четверть — сплошные тройки и двойка по литературе. Во второй преобладают четверки, затем опять резкий срыв. Но к концу учебного года двойки ликвидированы, Андрей Сотников переведен в седьмой класс.
В семье двое детей. Родители оба работают. Отец— высококвалифицированный сварщик. Казалось бы, бюджет семьи должен быть вполне приличным, а выглядит Андрей очень нехорошо. Тощий, бледный, глаза запавшие. Костюм заношенный, разномастный. Брючишки короткие, ботинки - видимо, не раз побывали в ремонте. И в школе держится очень неровно. Сегодня на уроках сидит вялый, полусонный. А назавтра является взъерошенный, неспокойный, смотрит исподлобья, настороженно. Книги и тет¬ради носит, засунув за брючный ремень.
Выяснила, что у него не по всем предметам есть учебники, подошла в перемену, сказала, что завтра в книготорге ожидается продажа географических атласов и кое-что из учебников, буркнул: «Ладно!» Прошло две недели, учебники не куплены, почему?
Ребята собирали деньги на коллективный поход в те¬атр. Премьеру «Хижины дяди Тома» ждали давно, волновались, радовались... Андрей в театр не пришел. Позднее от ребят узнала: денег на билет он не принес. Почему?
И в школьную библиотеку до сих пор не записался и пи одного кружка не посещает.
Нужно было любой ценой выкроить свободный вечер, сходить к нему домой, познакомиться с родителями. Да, необходимо выкроить время... Но где его взять, этот свободный вечер, если и часа-то нет свободного?
Вечерний университет... родительский лекторий... литературный кружок, стенгазета... И тетради, тетради, бесконечные груды тетрадей. И дома не ладится. Каждое воскресенье нужно ехать за город к маме. Какая-то она стала мнительная, обидчивая. Пропустишь одно воскресенье — волнуется, переживает.
На Сережку в садике жалуются: отказывается днем спать, дерется с ребятами, вчера нагрубил нянечке. И дома бабушка им недовольна.
«...Вчера вышла из школы, смотрю, Сотников свернул в переулок, идет вдоль забора новостройки, как всегда один. Ты представляешь, Нина, за все время ни разу не видела его среди ребят.
Догнала его, идем вдоль глухого забора. Я спрашиваю: «А где работает твой папа?» Он помолчал, а потом хрипло так, словно у него в горле пересохло: «Зачем вам?» Я засмеялась: «Ты думаешь, что классный руководитель приходит к родителям только для того, чтобы жаловаться? Просто мне хочется познакомиться с твоими, пригласить их на лекцию в наш лекторий..:»
А он говорит: «Отец уехал... в командировку, а мать болеет... ее завтра в больницу положат...»
«С кем же вы останетесь,— спрашиваю,— ведь у вас маленький есть?» Она в яслях... в круглосуточных...»
«Ну, а ты?»
«А что я, маленький, что ли?»
И, не простившись, нырнул в какую-то дырку в заборе.
Как наша соседка тетя Нюша говорит: не контачит!
И не только со мной. Подключила комсорга и нашего преподавателя физкультуры, его все мальчишки обожают. Результат — нулевой.
Знаю, что ты скажешь: прежде всего связаться с родителями и не в школу их вызвать, а самой побывать у них, выяснить, в какой обстановке он живет.
Ох, Нинка! Ты вот пишешь, что новую оперу слушала, ни одной выставки не пропустила, даже на каток ухитряешься ходить, а у меня ничего не получается. На на что не хватает времени.
И все же придется послезавтра, в субботу, вместо кино пойти знакомиться с этими Сотниковыми».
(Из письма Марины Слайковской)
На звонок Марины Павловны дверь открыл пожилой, Хмурый мужчина. Окинув Марину Павловну неприветливым взглядом, молча кивнул на дверь комнаты Сотниковыхи так же молча прошел в кухню.
Марина Павловна нерешительно стояла перед закрытой дверью. Надо же, неудачно все получается. Явится с первым визитом в разгар семейной ссоры. За дверью что-то приглушенно бубнил знакомый хрипловатый мальчишеский басок, слов Марина Павловна не разобрала, его перебил высокий плачущий женский голос:»Сам же ты, сам нас сюда загнал! Зачем же теперь на меня все валить?!»
Отступать было поздно. Марина Павловна решительно постучала и, толкнув дверь, шагнула через порог. Комната была настолько мала, что не верилось, как в ней могут размещаться четыре человека. Старый диван, видимо, заменял супружескую кровать. У противоположной стены деревянная детская качалка. Узкий проход между ними вел к небольшому столу у окна. Где же и на чем спит Андрей? Где он учит уроки? За дверью, под старенькой ситцевой занавеской, вешалка для одежды. Два старых табурета…и все. С дивана навстречу Марине Павловне приподнялась маленькая, заплаканная женщина, И сразу же откуда-то из-за двери, от вешалки метнулся Андрей. Онl встал между Мариной и матерью, словно хотел плечом своим заслонить мать от непрошеной гостьи.
— Здравствуй, Андрей! Что же ты стоишь? Познакомь меня со своей мамой - пересилив чувство неловкости, неожиданно защебетала Марина Павловна. --- Добрый вечер, Анна Георгиевна, простите, что никак не могла раньше к вам выбраться, вы знаете, в начале учебного года у нашего брата-учетелей особенно много работы… Она сбросила дошку, сунула ее Андрею: «Повесь, пожалуйста!» Мать, не сводя с нее испуганных, заплаканных глаз, попятилась и опустилась на краюшек дивана. Не ожидая приглашения, садится, Марина Павловна, присев рядом, протянула руку большеглазой, взъерошенной девчушке, выглядывавшей из-за плеча матери:
— Здравствуй, маленькая. Ну, дай же мне лапочку... Девчушка плаксиво сморщилась и, тоненько взвизгнув, уткнулась лицом в подушку за спиной матери.
— Ой, Леночка, ну что ты, что ты?! — сконфуженно забормотала мать.— Вы уж извините, пожалуйста, боится она чужих...— Марина Павловна не знала, почему плакала эта женщина, в чем с таким отчаянием упрекала она Андрея, почему не только двухлетняя Леночка, но и они оба смотрят на нее с тревогой и страхом.
Ясно было одно: в этом тесном закутке прочно обосновалось горе. Горе и нужда. Холодея от жалости и гнетущей тревоги, Марина Павловна торопливо рылась в портфеле. Ей хотелось показать матери последнюю классную работу Андрея… очень неплохую работу,… если бы не две ошибки., вполне можно бы оценить пятеркой… - Вы не подумайте, что я пришла жаловаться… я Андрюшей довольна,… конечно, он еще не совсем освоился в новой школе, не вошел жизнь класса… - Она на мгновение замолчала, и именно в это мгновение, вцепившись в плечо матери, Леночка пронзительно закричала:
- Па-па!!
Андрей, швырнув дошку на табурет, крикнул матери: — Иди к Григорию Ивановичу... да скорее ты!. Схватив Леночку, мать метнулась в коридор. Андрей, сдернув с вешалки ворох какой-то одежонки, выскочил за ней.
Все происходило словно в каком-то нелепом, дурном СНЕ. Что такое услышала она, эта малышка? Что ее так испугало? Куда они все убежали?
Марина Павловна, ошеломленная внезапным бегством хозяев, напряженно прислушалась. В квартире стояла нехорошая, настороженная тишина.
Только на лестничной площадке слышна была какая-то глухая возня, кто-то, навалившись на входную дверь, пытался всунуть ключ в прорезь замка.
Торопливо вернулся Андрей, схватил брошенную на табурет дошку:
— Марина Павловна, пройдите на кухню, вас Григорий Иванович проводит... пожалуйста, вам нельзя здесь.,.
Он говорил умоляюще. И смотрел умоляюще: ухода же, уходи же скорее, пока не поздно!
Но она уже никуда не собиралась уходить.
Перед ней стоял мальчишка — до предела издерганный, загнанный мальчишка.
Ее ученик. Ее мальчишка.
И сразу свалилась скованность.
— Повесь дошку, Андрей. И успокойся...— Она уже все поняла, В дверь ломился папа.
— Поди открой ему.., ты же слышишь, он не может открыть дверь.
И вот он стоит перед пей. Папа. Отец ее ученика, Андрюши Сотникова. Пытаясь сохранить равновесие, стоит, тяжело привалившись к дверному косяку.
— Где мать? — опухшие, мокрые губы с трудом выдавливают слова...
— Зойка прибегала...— сглотнув слюну, тихо отвечает Андрей.— Тетя Лиза захворала... велела прийти.
— Та-а-а-к! Свистнула, значит, сестрица... и... собач¬ка паша... помчалась... хвост крючком...
Он швырнул в угол шапку и, с трудом сдирая с плеч пальто, обернулся к Марине Павловне: '
— Ну... а вам... прекрасное виденье... что здесь понадобилось?— Наглая, пьяная ухмылка, прядь грязных волос прилипла к потному лбу, мутный, тупой взгляд из-под отечных век...
— Я учительница Андрея, классный руководитель,— спокойно ответила Марина Павловна и, поднявшись с дивана, встала рядом с Андреем.
--- Так-с... Ну, и чем же порадуете? Лодырь? Двоечник? Хулиган?
— Нет, зачем же? Я на Андрея не могу обижаться. Я просто пришла познакомиться с вами и его мамой.,.
— О! Мы с супругой чувствительно тронуты... такое благородное мероприятие... конечно,. семья и школа... необходимые контакты...
(Да нет, не настолько он уж пьян. Пусть кривляется, паясничает, но речь все же вполне связна и осмысленна;)
— Приходится, значит, ходить по дворам?.. Хошь не хоть, а идешь., вам за то зарплата начисляется...
Его вдруг качнуло, закатив глаза, он замычал и навзничь повалился поперек дивана.
(Господи, да он мертвецки пьян! Возможно, если бы не успел добрести до дома, лежал бы теперь где-нибудь на уличном перекрестке.)
Привалившись головой к спинке дивана, он медленно, боком сползал на пол. Андрей пытался взвалить отяжелевшее тело отца на диван. Зайдя с изголовья, Марина Павловна, стиснув зубы, подхватила бесчувственное тело под мышки и, поднатужившись, поволокла его на подуш¬у. На миг приоткрылись мутные глаза, скрипнув зубами, отец вполне «связно и осмысленно выпустил заряд трехэтажной площадной брани.
Гадливо сморщившись, Марина Павловна, словно от пленка в лицо, резко откачнулась.
— Не бойтесь, Марина Павловна,— прошептал Андрей,. через силу стягивая с отца мокрый сапог.— Теперь все... промерз он сильно, как в тепле разморит, так он и готов... теперь до утра спать будет...
Марина Павловна вышла в коридор. Ее била противная мелкая дрожь. Хотелось не то в голос заплакать, не то просто выпить стакан холодной, из-под крана, воды. Она прошла в кухню. У окна стоял тот пожилой, неприветливый мужчина, что открыл ей дверь. Марина Павловна вспомнила: «Вас Григорий Иванович проводит...»
Она сказала жалобно:
— Григорий Иванович, мне бы водички,— в присела к столу на низенький кухонный табурет.
— Успокоился? — сердито усмехнулся Григорий Иванович, подавая ей стакан воды, Марина Павловна молча кивнула, с наслаждением глотая холодную воду.
— Они у вас прячутся? — спросила она, до дна опорожнив стакан.
— Куда же им больше деваться?.. Когда я дома, он очень-то бушевать не смеет, а без меня гоняет беспощадно...
— А где он работает, вы не знаете?
— Да как же мне не знать? — удивился Григорий Иванович.— У нас на заводе и работает. Он сначала-то одни приехал. Жена с ребятишками ушла от него к матери, на развод собиралась подать, а Андрюшка сбежал от нее и прикатил сюда к отцу. Любит он его... Он ведь не всегда пил. Хорошо жили, обстановка была приличная, квартира, все, как у людей... А потом зашибать начал и пошел с места па место кидаться. Три города сменил, а как по пословице говорится: два раза переехать все равно, что погореть,.. Вот и доездились... ни кола ни двора. У ребятишек и одежонки-то приличной нету, А раньше-то, Анна говорит, в ударниках ходил, в газетах о нем писали, портреты на доске Почета красовались. Андрюшка-то гордился им. Вырезки из газет хранил, грамоты его почетные в папочке. А он, подлец, пришел пьяный, увидал у него ту папочку, в клочья порвал... На Андрюшку-то смотреть прямо страшно было, до чего горевал.
Когда Андрюшка приехал, он ему слово дал, что пить не будет, заявление на квартиру подал, его на очередь поставили. Андрюшка начал матеро писать: «Не бойся, приезжай, папа теперь не пьет, и работа у него хорошая...» Она, дура, опять поверила, да и куда же она без Андрюшки? Он ведь и к ней очень привязанный, а уж Аленку любит... редкие мальчишки так-то с сестренками нянчатся.
У меня сын в армии, комнатка пустовала, позвало меня в завком, попросили.,. Я со старухой посоветовался, чего же, думаю, надо мужика выручать, пусть поживут, пока ему квартиру не вырешат...
А он, месяца не прошло, запил хуже прежнего. А как напьется, зверь зверем. Не может ей простить, что разводиться с ним хотела...— Григорий Иванович отвернулся к окну, кашлянул глухо.— Аленке-то третий годок, а она его но шагам узнает, он еще по лестнице на площадку лезет, а она глазенки выкатит, трясется вся: «Папа, пя-ний... пяний!» Унесу ее к себе, она в угол забьется... игрушки ей суешь, конфетку... ничего она тогда соображать не способна, просто вроде дурочки делается... Изуродовала ребенка, ладно, если с возрастом отойдет, а если на всю жизнь припадочной останется? Марина Павловна спросила:
— Ну... хорошо, вот вы дома возмущаетесь, а что же ваш завод... ваш коллектив предпринял?
— Приглашали его и в партком, и в профком...— неохотно ответил Григорий Иванович.— И в цеху с ним толковали, а он говорит: «Что вы можете знать в чужой семейной жизни? Это,— говорит,— дело личное... интимное...» У него, у варнака, язык-то неплохо подвешен; где не надо, он развитой... «Я,— говорит,— может, через него и пить начал...» Ну, а мы, понимаешь, люди деликатные, чересчур совестливые... кому охота в чужих семейных делах копаться...— Григорий Иванович невесело усмехнулся.— Возьмите, к примеру, милицию. Для нее хуже острого ножа с семейными скандалами связываться. Ведь у них как получается? В семье дело до поножовщины доходит. Милиция ввязалась, дело в суд оформляется, а она, глядишь, уже помирились, жена бегает, за него же, за своего урода, хлопочет и от всех своих показаний напрочь отрекается...
А на производстве... тут ведь главное дело что? Возьмите этого же Сотникова, к примеру. Работник-то он — золотые руки. На работе пьяным его никто не видел, по производственной линии пи одного взыскания... А хотя и сорвется, что ему? Местом он не дорожит. Это ж перекати-поле. Цену он себе знает, как же, рабочий-специалист высокого разряда. Уволь его сегодня хоть по статье, а завтра его любой завод с руками оторвет. Да еще и рады будут...
А какой он рабочий? Ему же ничего не дорого. На коллектив, на товарищей ему наплевать, потому что гордость-то свою, совесть-то рабочую он давно в рюмке утопил. Вот и наглеют такие как он что ни дальше, то больше. И еще есть одна причина для ихней наглости. На производстве стараемся мы, чтоб сор из избы не выносить, чтобы па коллектив лишнее пятно не легло при подведении итогов соревнования. Я вот вам вроде анекдота расскажу, не про наш завод, а… ну вообще, по соседству живем. По всем производственным показаниям выходит коллектив на почетное место. Подводятся итоги, составляется сводка для вышестоящих инстанций. Ну, а в сводке должно, конечно, отражаться и моральное, так сказать, состояние коллектива. Получается, все вроде в порядке. Есть, конечно, кое-какие ЧП: прогулы там, опоздания, но в целом, как говорится, все хорошо… А там, наверху взяли да и поинтересовались, запросили вытрезвители: сколько с этого завода мужиков за отчетный период у них побывало? Большой конфуз получился! И что еще интересно: почти 100 % приводов в вытрезвитель приходится на субботу и воскресенье.
Только сейчас Марина Павловна заметила, что за ее спиной в дверях стоит высокая, статная пожилая женщина.
— Сидите, сидите...— ласково тронула она за плечо привставшую было Марину Павловну.
— Это старуха моя, Наталья Марковна, будьте знакомы… - представил Григорий Иванович. - Уснула Аленька-то? - Уснула…. Да какой это сон? — вздохнула Наталья
Марковна.— Чуть что, вскидывается, вздрагивает. Спит, а сама ручонками цепляется и головкой нехорошо так дергает…
— Ты бы, мать, сносила ее сама к врачу...
— А чего врач поможет? — сердито перебила Наталья Марковна.— Ребенку покой нужен, а его ведь по рецепту в аптеке не купишь...
Продолжение рассказа читайге здесь